2. ЗАВИТОК
— ...На самом деле, у них было более двухсот песен, и большинство из них можно назвать знаковыми или этапными.
— Ну, это большой вопрос, — не согласился Яр. — То, что мы сейчас считаем знаковым, для них могло не иметь вообще никакого значения! Кто сейчас может быть уверенным?
— Конечно, никто. Но ведь ты не будешь отрицать, что после каких-то песен у них наступал новый этап в творчестве.
— Наверное. Но никто не сможет сказать, после какой песни это происходило. Даже, я думаю, они сами. Так что это весьма субъективно. Это придумали критики. Люди, которые сами не могут сочинить ничего и оргазмируют от расчлененки! — Ярик разгорячился. Не любит он критиков! А кто их любит?
— Согласен, субъективно. — поддержал его я.
— Да. К примеру, для вас «Сержант» — вершина творчества Битлз. А для меня совсем даже наоборот, «Белый альбом».
— Почему наоборот? — меня озадачил такой оборот речи.
— Да хотя бы потому, что в «Белом альбоме» они сознательно отошли от всего того, что сделали в «Сержанте» — от массивных развёрнутых оркестровок, многократного наложения, лупов и прочих хитростей. Музыка предельно естественная, и в этом её прелесть.
— То есть, ты хочешь сказать, что набросок, сделанный за несколько секунд на обрывке бумаги, имеет для тебя большую ценность, чем тщательно прописанное полотно, на которое художник потратил несколько лет своей жизни? — поддел его я.
— Иногда да! Если в этом наброске больше правды, больше жизни, то да! Тем более, что некоторые темы вовсе не нуждаются в тщательном прописывании, оно их может выхолостить или даже убить. — Яр сел на любимого конька. — Да и тратить такие деньги на оформление конверта я бы, наверное, не стал. Мне как-то ближе конверт «Белого альбома».
— Так они оба на своём месте. — сказал я. — Они соответствуют музыке. Одна массивная, нагруженная нюансами и голосами, другая лаконичная, ничего лишнего, всё по минимуму, но от этого она только выигрывает. Хотя, ты прав, «Сержант» для меня важнее.
Я вспомнил тот день из детства, когда брат принёс с занятий этот альбом. Кто-то из однокурсников дал послушать. Первый в моей жизни «фирменный» винил! После блёклых, тощих ромашковых конвертов, в которых продавались пластинки фирмы «Мелодия», это было настоящей феерией! Я влюбился в этот альбом, ещё не слыша его. А уж когда послушал...
Глава 9
THE HIGHER YOU FLY THE DEEPER YOU GO — II
Пробуждение было странным. Первое, что ощутил Шура, проснувшись, — удивление. Обычно он просыпался с чувством стыда, раскаяния, тошноты, тоски, но удивления не присутствовало. Сегодня всё было по-другому. Отсутствовали стыд, раскаяние, головная боль и всё прочее. Присутствовали удивление, ощущение здоровья и избытка сил. Шура посмотрел на часы. Пять тридцать. «Она ушла... Уже полчаса как...» — подумал Шура, вспомнив битловскую «She’s leaving home». В комнате действительно больше никого не было. Шура огляделся. Комната как комната. Такая... никакая. Выйдешь из неё — и сразу забудешь. Спать совершенно не хотелось. «Надо вставать, — подумал Шура — Надо же с „Клубом“ разобраться». Воспоминание о «Клубе», кстати, не вызвало у него никаких эмоций. Это тоже удивляло. Раньше эмоции присутствовали всегда. Они могли быть различными, иногда даже взаимоисключающими, но они были всегда. Сейчас их не было, так, отметка в календаре, напоминание о какой-то мелочи.Шура прислушался, было, к себе, потом мотнул головой (мол, потом разберусь) и встал. И сразу лёг. И укрылся одеялом. Рефлекторно. Потому что понял, что находится, так сказать, в первозданном виде. В смысле, без одежды. Совсем. Он полежал чуть — чуть, вспоминая. Определённо, ночью одежда на нём была. Конечно, иначе бы в бар не пустили. А потом? В машине тоже была. А дальше он не помнил.
Шура открыл глаза и осмотрелся. Одежды нигде не было. Ничьей. Были: кровать, на которой он лежал, стол, два стула, трёхстворчатый шкаф с зеркалом на средней створке, книжная полка и радио на стене. На столе стояли стеклянный графин с какой-то вишнёво — красной жидкостью и стакан. Шурочка прислушался. Тишина. Нет. Не так. ТИШИНА.
13 - I've Got A Feeling(9)
Он полежал ещё немного, потом резко вскочил с кровати и, подскочив к шкафу, открыл его. Одежда там была. Но не его. Шурочка обычно одевался, как и большинство советских врачей, в джинсы и джемпер, считая этот стиль (кто тогда в Союзе знал вкусное слово «casual»?) одновременно и практичным, и удобным, и приличным. В шкафу висели костюм, сорочка с галстуком и плащ. Внизу стояли туфли и дипломат. Всё было свежим, похоже, никто до Шуры это не надевал. "Буртон«[9] — с трудом прочитал Шура (похоже, лингвистическое озарение его покинуло). Такие же ярлыки были на всех предметах, кроме дипломата, на котором было выдавлено B.Cavalli.Брать чужую (по крайней мере, не свою) одежду было неудобно, стоять голым — ещё неудобнее. Шура сплюнул и начал одеваться. Поднапрягшись, вспомнил мамины уроки по завязыванию узла «Виндзор», причесался найденной в кармане пиджака расчёской и вдруг услышал нежный голос:
— Иди к столу. Попей.
Он послушно подошёл к столу, налил полстакана, понюхал. Пахло странно. Шура просто не смог найти слова, чтобы хоть как-то описать этот запах. Радовало то, что он был приятным. Необходимость выпить это слегка пугала.
— Компот? — спросил Шура и оглянулся. В комнате по-прежнему никого не было.
— Закрепитель, — пропел нежный голос, и Шура узнал его. В низу живота сладко заныло.
— Зачем? — спросил он.
— Чтобы закрепить. Пей, сладкий, пей.
Он послушно выпил. Стало спокойно и ясно. Ясно, что Burton — фирма из Англии, существующая с 1902 года, что вся эта одежда — конечно, его, и что нужно обязательно взять дипломат. И спокойно оттого, что дальше всё будет просто прекрасно.
Шура вернулся к шкафу и открыл дипломат. Там лежали два паспорта на его имя (внутренний и заграничный) и много — много разных купюр. Он надел макинтош, взял кейс и вышел на улицу. Было темно и морозно. Шура машинально отметил, что чувствует мороз, но не мёрзнет. Это его не удивило, он просто отметил это как факт. Обернувшись, он увидел, что маленький старый домик, из которого он только что вышел, медленно тает в тёмном воздухе. «Ну вот. Пришёл ниоткуда, ушёл в никуда» — пробурчал Шура и решительно зашагал прочь со странного места.
Впрочем, долго шагать ему не пришлось. Он понял, что находится совсем недалеко от Михиного дома. И что путь его пролегает мимо круглосуточного магазинчика. Далее Шура шагал совсем уж решительно. Ему же нужно было купить цветы и водку с шампанским. И помириться с друзьями. О Тамарке он как-то не думал...
Глава 10
WITH A LITTLE HELP FROM MY FRIENDS — III
Меж тем светало. Светало лениво и нудно, но рекреация всё же приобретала неряшливый вид. И с этим надо было что-то делать. Вариантов было, как всегда, три — пойти спать; прервать заседание «Клуба» и пойти на работу; и — оставить всё как есть. И тут вдруг выяснилось, что на работу идти никому не надо: Алик ещё находился на реабилитации после своего морганатического рабства, Миха и работа — эти два слова, эти два понятия пересекались спорадически, и сегодня им это сделать было не суждено. Тамарка, зная по опыту, сколь долгими и плавно перетекающими друг в друга могут быть заседания «Клуба», заранее взяла неделю отпуска за свой счёт, а Шура... Шура ещё по пути к Михе нашёл в дипломате своё заявление на очередной отпуск, подписанное главврачом. Отпускные были завёрнуты в это самое заявление.Таким образом, вариантов оставалось всего два, и вариант № 1 — пойти спать, практически никого не устраивал. Практически — потому что:
а) Тамарка совещательного голоса в «Клубе» не имела, и
б) препаратов для, так сказать, практических занятий ещё было в избытке.
Так что абсолютным большинством голосов было решено продолжить заседание «Клуба», сиречь, оставить всё как есть. Что и было отмечено разлитием и последующим распитием «рюмки мира» и последующим прослушиванием гимна «Клуба» — песни «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band» с одноименного альбома великолепной ливерпульской четверки. Отметим, что, находясь под воздействием огненной воды, «Клуб» позволил себе несколько улучшить (ну... или разнообразить) аранжировку хоровым пением и аккомпанементом: Алик — перкуссия на табуретах, Миха, само собой, фортепиано, Шура — художественная перкуссия вилками по рюмкам.
14 - Since I've Been Loving You(10)
Вообще, эта песня звучала на заседаниях «Клуба» постоянно, но не банально, в начале заседания, а в особо позитивных и важных моментах, особо подчеркивая важность и позитивность. Так случилось и сейчас, правда, присутствующие и Тамарка как-то сразу отметили виртуозный итонский выговор Шуры, который ранее всегда пел не слова песни, а их исковерканное подобие (ну, о его нелюбви к языкам вы уже достаточно наслышаны). За что неоднократно бывал наказан Михой, чей абсолютный слух не выносил подобного надругательства над звуками, а также перфекционистом Аликом.Так вот, сегодня наказывать Шуру было не за что. Следовало, наоборот, примерно поощрить, что и было претворено в жизнь самым подходящим и необременительным для настоящего момента способом — провозглашением краткого, но ёмкого тоста «За талант!» Ну, никто же не будет отрицать, что талантливый человек талантлив во всём, и что тост этот, имея своим первым и главным адресатом Шурочку, на деле относился ко всем присутствующим, включая и Тамарку. Тамарка, впрочем, не пила, сославшись на недомогание. Ну, хозяин — барин, вернее, хозяйка — барка, нет, хозяиня — бары... в общем, вы поняли.
И заседание продолжалось под музыку the Beatles, под родные звуки «Револьвера» и «Сержанта Пеппера» — альбомов, наиболее почитаемых Одинокими Сердцами, придавали прозрачность и негу утреннему освещению, делая незаметными проблемы, отодвигая повседневность, снимая сонливость и сообщая жестам утонченную грацию. По крайней мере, виделось всё нашим героям именно таким, и уж конечно, не Smirnoff и не Metaxa тому виной. А Prince Henry к тому моменту был благополучно выпит фикусом, отчего листья его приобрели золотистый оттенок и причудливо покачивались в такт битловским песням. И конечно, всё происходило настолько замечательно, что могло длиться бесконечно (простите за каламбур!), но не такова она, наша жизнь, абсолютно не такова! (И хорошо, отметим мы, ибо что же тогда делать нам, бедным авторам? Где брать ресурсы для развития сюжета?)
Короче говоря, в определенный момент всем (кроме Тамарки) вдруг срочно понадобилось на улицу. Кому-то за сигаретами, кому-то за чем-то ещё, а кому-то — просто подышать. Тамарка же решила остаться, чтобы «убрать всю эту психоделию». Ну, с этим никто и спорить не стал. Во — первых, это действительно нужно, во — вторых, женским рукам, говорят, без работы по дому долго оставаться вредно, а в — третьих... да ну её, Тамарку, без неё и интереснее и быстрее!
И через некоторое время трое наших героев вышли из подъезда в поисках приключений, впрочем, не ожидая от жизни ничего экстраординарного.
А зря!
Глава 11
WHILE MY GUITAR GENTLY WEEPS
(THE DEEPER YOU GO THE HIGHER YOU FLY — II)
Экстраординарности начались буквально сразу. Вот не было их и в помине, а как только вышли из подъезда — так они и нарисовались. Источником их явился Шурочка, что, в общем-то, было неудивительно и явилось прямым продолжением его пафосного возвращения на заседание «Клуба». Заключались же они в следующем: Шурочка, который музыку всегда любил и почитал исключительно в качестве конечного продукта (то есть сочиненную, сыгранную и записанную кем-то другим), вдруг возжелал купить гитару. Да не просто гитару, а 12—струнную гитару со звукоснимателем, и непременно какой — нибудь хорошей фирмы.На вполне закономерные вопросы сотоварищей по поводу того, представляет ли он себе размеры финансовых и иных трудностей, кои непременно будут сопровождать процесс приобретения сего великолепия, Шурочка посоветовал не менять миллион по рублю, а лучше подумать о вечном. А на последующий (вполне, кстати, обоснованный) вопрос о наличии у него, Шурочки, здравого ума, трезвой памяти и хоть какого-то музыкального слуха, ответил традиционно: «Сами вы козлы!». Меж тем выяснилось, что ведёт он своих друзей в магазин «Мелодия», располагавшийся неподалёку от Михиного дома.
— Зачем в «Мелодию»? — удивился Миха. — Там же гитары не продают.
— Продают! Но на дисках! — заржал Алик.
— Да знаю я. — отвечал Шурочка. — Просто у меня там знакомый работает.
И пояснил, что один из продавцов в «Мелодии», Жорик по прозвищу Гарик, знаменит тем, что может достать практически любую вещь, причём в кратчайшие сроки.
Дальнейший путь прошёл в молчании — многозначительном со стороны Шурика, и удивлённо — растерянном со стороны остальных.
15 - While My Guitar Gently Weeps(11)
Жорик по прозвищу Гарик был улыбчив, куртуазен и велеречив.— Приветствую Вас, Доктор! — он оживленно потряс Шурину руку. — Что привело Вас в наши скромные пенаты? (слова «Вас» и «Доктор» именно так и звучали — с Большой Буквы!) Чем порадовать Вас, благодетель Вы наш?
Рука его тем временем поочерёдно пожала десницы Алика и Михи.
— Я к вам, Гарик, как к эксклюзивному специалисту по решению специфических проблем, — куртуазностью Шура в настоящий момент Жорику не уступал. — Возжелал, понимаете ли, приобрести гитару. Но хорошую. Будьте любезны, посодействуйте.
Жорик пожевал нижнюю губу в знак того, что понимает значимость проблемы и в то же время осознаёт сложность и стоимость её решения, задал пару уточняющих вопросов и удалился в кабинет заведующего — позвонить, на ходу выуживая из заднего кармана модных «варёнок» записную книжку. Оставалось ждать. Герои огляделись. В одном из отделов толпилась и галдела большая очередь. Алик отлучился посмотреть, что дают, и через минуту вернулся, блестя возбуждёнными глазами.
— Дожили! Коммунизм, блин! «Иисус Христос — Суперзвезда» в советском магазине! Купить, что ли?
— У тебя же есть. Полидоровский[10], хороший. Зачем ещё?
— Да для прикола! Советский «Иисус Христос» фирмы «Мелодия». Ведь кому рассказать — не поверят!
— Поверят. Не трать деньги. Скоро ещё не то будет. — веско сказал Шура, и в это время вернулся Жорик.
— Значит так, уважаемый. Есть 12—струнный Takamine, полуакустический 6—струнный Epiphone Casino и, не знаю, может нужен, бас Hofner, ну как у "Битлов«[11].
— Я бы на вашем месте взял всё. — произнёс за спиной Шуры приятный баритон.
— Я бы тоже, — вальяжно отреагировал Шура, — так и поступим.
— Даже Цену не спросили, Доктор! — как-то почти с обидой сказал Гарик (он же Жорик).
— Не имеет значения, дорогой мой, — Шура прямо — таки струился респектабельностью и лёгким снобизмом.
— Тем более, что в сегодняшних обстоятельствах они практически бесценны, — прокомментировал всё тот же тихий баритон.
Тут уже Одинокие Сердца не выдержали и обернулись. Сзади стоял и с лёгкой улыбкой смотрел на них высокий, приятного вида, шатен. На висках у него проглядывала седина.
— Разрешите представиться, Павел Макаров.
— Михаил.
— Алик.
— Александр... — начал было Шура, но, вглядевшись в лицо собеседника, побледнел, пробормотал нечто вроде «Ты?.. Как?!.» и упал в обморок.
— Ну вот, опять! А как хорошо всё начиналось! — воскликнул Миха.
— Да! Уж лучше «х...» на заднице иметь, чем вот так вот! — поддержал друга Алик.
— Не стоит волноваться, скоро он очнётся. — их новый знакомый был улыбчив и спокоен.
— Эээ... прошу прощения, уважаемые, — Жорик подхватил сверхчувствительного гинеколога под мышки. — Пойдёмте в кабинет, не надо толпу собирать.
Они нырнули в подсобку, в кабинете Жорик усадил тело за начальственный стол, остальным предложил присесть на стоявшие вдоль стены стулья. Шура, в строгом костюме, с головой, лежавшей на локтях, был поразительно похож на завмага.
— Вернёмся к нашим баранам. Что с гитарами? — спросил Жорик. — Время, знаете ли, дорого, уважаемые.
— Он же сказал, берём всё. — в Михе уже давно проснулся и отчаянно бодрствовал Музыкант. — Когда забирать?
В этот момент Шура поднял голову, оглядел всех диким взглядом, увидев сидящего вместе с Одинокими Макарова, охнул и снова упал в обморок.
— Эк его схватывает-то! — посетовал Миха. — Он что, вас знает?
— Потом, Миша, потом. — Макаров продолжал загадочно улыбаться.
Жорик, как настоящий деловой человек, не позволил сбить разговор с единственно важной, по его мнению, темы.
— Привезут куда скажете, через час после оплаты. Это вкупе будет стоить...
После того, как сумма была озвучена, обморок (или, по-научному, коллапс) можно было смело отнести к особо заразным инфекционным заболеваниям, ибо число подверженных ему особей чуть было не увеличилось втрое. Спокойным оставался только Макаров. Он подхватил с пола Шурин дипломат, легко набрал код на замке и вытащил из него пачку стодолларовых банкнот. Отделил от неё несколько, остальные протянул Гарику.
— Это по сегодняшнему курсу. Надеюсь, вы не против расчетов в СКВ[12]?
Гарик, не сводя глаз с пачки, отрицательно помотал головой. Было видно, что к такому способу оплаты он, несмотря на свой богатый опыт, пока не привык.
Макаров посмотрел задумчиво на оставшиеся банкноты и протянул их Жорику.
— А это — лично вам, в качестве благодарности за предприимчивость, осмотрительность и, самое главное, разумность. Думаю, мы поняли друг друга?
Гарик снова кивнул, преданно глядя на Макарова, а руки его уже рефлекторное делали привычную работу — прятали деньги в карманы, доставали записную книжку, набирали телефонный номер...
— Like a rolling stone... Like FBI... and a CIA... and BBC... B.B.King... — пробормотал Шура, не приходя в сознание. — Dig it... Dig it... Dig it...
— Beatles. Let it be. Песня Dig it. — машинально определил Алик.
— Организуйте нам машину, Гарик, — попросил Макаров.
— Жорик, — автоматически поправил его тот.
— Не будем спорить, нам нужно привести товарища в чувство. Ребята подскажут, куда доставить инструменты.
— Товарища в смысле «друга» или в смысле...? — почему-то заинтересовался Жорик.
— Не забивайте себе голову. — голос Макарова был холодным и жёстким.
И Гарик не стал забивать себе голову. Вызвал по телефону машину, потом кому-то объяснил, где живёт Миха, кому-то сказал в трубку: «Да. Всё тип-топ», в общем, занялся таким привычным и близким, и оттого спокойным, делом фарцовщика.
16 - What's The Buzz & Strange Thing Mystifying(11)
Бедный, бедный Жорик!.. Как часто играл я... впрочем нет, это не отсюда, это «Гамлет». Ну, почти. Так вот. Бедный Жорик! Как сильно напоминает он в этот момент насаженную на иглу бабочку, трепещущую, машущую крылышками в тщетной попытке убедить себя и окружающих в том, что она жива, и у неё, само собой, всё в порядке, а Смерть в это время уже занесла над ней свою косу и ждёт лишь потому, что с застарелым интересом вечного натуралиста наблюдает за ней. И на самом деле, она, бабочка, уже мертва, просто ей ещё не сообщили об этом.Впрочем, пока что здесь, на этих страницах, идёт 1990—й год, и нет ещё рыночной экономики, а есть Союз; нет олигархов, есть номенклатура; нет Интернета, есть сплетни; нет понятий «заказать» и «купить», а есть всесильное «достать». Нет, купить что-то можно, но кто ж на это будет деньги тратить? Их ведь в обрез, денег-то. У всех (ну, почти...) зарплаты, а они небольшие. Ну, а хочешь жить — умей вертеться. Вот и вертится Гарик, он же Жорик, как может, чтобы было что на хлеб намазать, и не спит ночами, и...
Ну, хватит о нём, пожалуй. Тем более, что машина уже ждёт, и Шурика выводят из кабинета, позабыв при этом о дипломате, и Гарик чувствует уже, как чешется спина от пробивающихся крыльев строгого вороного цвета. Но тут возвращается Макаров и, укоризненно погрозив указательным пальцем, забирает кейс. Что ему до мучений Жорика! Что ему до спины, пронзаемой болью от прерванной финансовой эякуляции! Гарик глядит на закрывающуюся дверь и, тихо подвывая, плачет...