Вот представьте себе:
Вы идете на рынок; и покупаете себе
Миндальные орехи, греческие амфоры
И старые старообрядческие книги, по пятнадцать рублей.
А за маленькой кафедрой
Стоит мужичок, и говорит нам всем
О психотерапии и безысходности,
И бессмысленности жизни.
А ты идешь этим отравленным маем
И маешься своими
Глупыми мыслями.
Маляр — липкими слоями
Покрывает стены городские
Жёлтой краской:
Слой за слоем, слой за слоем.
А за кафедрой всё стоит
Тот низенький мужичок
С покрасневшим лицом
Кричит-надрывается!

У мужичка — гематоэнцефалит,
И хоть ничего у него не болит,
А жить ему остается
Месяцев пять.
Вот он, бедняга, и кричит,
Так, что легкие раскаляются.

А май-то выдался такой радостный,
Страшно паталогический,
Не-логический,
Жадно-жаркий,
Яркий.
И дворник — высохшие,
Мертвые листья
Сметает — в яму.
И весь этот день — набекрень!

А ты эти амфоры
Волокёшь
И не знаешь,
Какого чёрта
Ты их несешь,
И зачем они тебе нужны,
Если даже цветы в них не поставить:
Засохнут!
И ты читаешь
Старообрядческие книги,
В парке, под липой.
Приходишь в свою хибару,
Ставишь амфоры — на огонь,
В них воду зальёшь,
И засыпешь
Миндальных орехов.
И много долгих часов
Весь двор
Будет пахнуть
Миндальным маем.
Туманным маревом — будет течь запах.
А профессор за сердце хватается,
Задыхается!
И этого миндального запаха.
Не может никак осознать;
Из желтых стен аудитории
Не может никак сбежать,
Совершенно не может сбежать!
А тебе — удивительно хорошо,
Поразительно хорошо!
И громким шепотом
Всё широкое море жизни
Над тобой жужжит да поет псалмы!
Зеленью дубы
Дрожат.
И холмы, и дубы,
И греческие амфоры
Говорят:
«Мы — решительно больны!
И дубы, и холмы,
И майские жуки
Спрыгнули с ума!
Сошли с ума!
И весь май — мы маемся,
Задыхаемся!
Вся весна — задыхается!»